«Мне кажется, что он Гёте подобен, — писал об Иванове его ученик М. Альтман, —

и я благоговею, как Эккерман, и так же, как он (нет, не так же: мудрее), пишу свои разговоры с ним». Вяч.

Иванов переводил «Фауста», первую часть которого практически знал наизусть. Ранние неоконченные наброски Иванова 1887 года складываются в своего рода «Русский Фауст», повествуя об исканиях русского помещика.

Творчество Иванова изобилует реминисценциями из Гёте; в статье «Гёте на рубеже веков» (1912) русский поэт и философ обозначил наиболее существенные, с его точки зрения, черты немецкого гения, пережившего «в рамках своей внутренней жизни всю историю европейского духа»8. Гёте предстает здесь как поэт, который сквозь столетия прозревал «принцип символизма», определивший поэтику XX столетия («Alles Vergangliche ist nur ein Gleichnis»), и как пророк, который открыл в идее Вечной Женственности («Das Ewig-Weibliche») «жизнеспособный корень нового религиозного сознания» (156).

Через всю статью Иванова проходит мысль о значении странствий Гёте по Италии, не только изменивших весь его «душевный строй», но и ознаменовавших, по мысли автора, «наступление новой эры гуманизма» в европейской культуре (121).